RSS
 

Posts Tagged ‘Проза’

Потолок потек

03 Июн

к потолку
ГЛАВА 1

Как всегда в это время года с неба текла вода. Уже третьи сутки кряду текла… Я находился у себя на даче за городом. Мы очень любили проводить здесь время, особенно летом. Теперь и Ваньке здесь нравилось. Дождь стучал по крыше, убаюкивая меня, валяющегося здесь в старом соломенном кресле. Из-под полуопущенных век я наблюдал то за Ванькой, ползающим по полу и собирающим в кучу разбросанные повсюду разноцветные кубики, то за потолком, безнадежно протекающим уже второй год. Вот и сейчас устрашающее черное пятно понемногу увеличивалось в размере в углу. Многочисленные потоки собирались к центру пятна и срывались оттуда в обшарпанный эмалированный таз, громко при этом булькая…

” Вот и год…” — подумал я, заставив себя приподняться и дотянуться до такого же старинного как и кресло дачного столика. На столике стоял графин с мутным самогоном, который я сейчас медленно наливал в грязный стакан. С пола улыбнулся Ванька, старательно укладывая синий кубик на красный. Я подмигнул ему, заглатывая содержимое стакана после шумного выдоха, а затем закусил маленьким кислым яблоком. Маринка весело улыбалась мне с фотографии с подставкой стоящей на столе. И вот я снова полулежу и созерцаю расползающееся по потолку пятно. Таз наполнился наполовину, поэтому вода падала уже не так шумно.

” Минут через десять таз будет полным… тогда я и вылью…” — подумал я. Почему-то захотелось плакать…

ГЛАВА 2

Ванька был моим единственным сыном — плоть от плоти, как говорится. Но каким же немыслимым образом достался мне этот карапуз, ползающий сейчас у меня под ногами… Не могу сказать что я не люблю его, но, как ни крути, я не могу дать ему того отцовского тепла, в котором нуждался любой малыш его возраста. Я отдавал себе отчет в том, что ребенок не причастен к тому что произошло, но…
Что я мог поделать с собой? Просто я очень сильно соскучился по Маринке…

***
Когда впервые появилась приятная взгляду округлость живота — явная округлость — Маринка была на седьмом небе от счастья. Она визжала как ненормальная и хлопала в ладоши:

— Витя, я знала!.. Я всегда чувствовала, что нас это не коснется! Я сегодня была на УЗИ — они сказали девочка, Витя… Это же наша Олеся!

Маринка поглаживала животик, по-особенному, нежно, словно котенка.

— Марин, ну ты чего, какая Олеся.. Дай ей сначала родиться…

— Конечно Олеся, ну, Витька! Мы же всегда говорили с тобой об этом имени, помнишь? Мы тогда даже еще не спали вместе, — Маринка глупо захихикала.

— Ну ладно, что тут скажешь? — я заставил себя улыбнуться.

На самом деле, в тот момент я далеко не разделял Маринкиного оптимизма. Ведь она родилась в 85-ом в деревне на юге Гомельской области, совсем рядом с Чернобыльской зоной. Она была в группе риска. Врачи разговаривали со мной очень серьезно и обстоятельно — они предупреждали об опасности зачатия… Да и вообще, о многом…

Одна из подруг Маринки была абсолютно бесплодной. Другая отчаялась рожать после второго выкидыша. Третья…

… Выкидыш произошел где-то на 15-й неделе. На Маринку жутко было смотреть — и я , если честно, не был готов к этому и не имел представления, что делать. Но Марина оказалась сильнее и рассудительней меня. Она очень быстро взяла себя в руки и сказала однажды:

— Раз так произошло, значит ребенок и не должен был родиться. Это природа… У него значит была какая-то патология. Поэтому все к лучшему… Мы не будем больше унывать. Ведь не будем, Вить?!

А потом была недоношенная Оленька, которая прожила две недели под колпаком… Дошло до того, что я боялся заниматься сексом. Но Марину не сломило и это.

— Мы на правильном пути… Я верю, — часто твердила она. Но я уже не верил…

И вот, после очередного выкидыша я расклеился окончательно. Мне было жаль и Марину, и себя, в конце концов! И я совершенно был растерян. Я боялся возвращаться домой. Я выпивал втихаря… Так мне было спокойнее. А она не уставала твердить:

— Если я не рожу — зачем тогда жить?! — и почему-то всегда улыбалась при этом.

На приеме у психотерапевта нам посоветовали повременить с ребенком пару лет, а Маринке пройти оздоровительный комплекс в спецклинике. Мне же, отдельно, намекнули о том, чтобы я постепенно готовил супругу к действительности — детей у нас быть не может. И я уже был готов к этому.

Маринка принимала противозачаточные средства и наша жизнь стала налаживаться. Она перешла в спокойное русло. Теперь мы чаще бывали на загородной даче, подолгу проводили там время. И мы почти не говорили о детях…

***

— Он отрицательный! — как гром среди ясного неба прокричала однажды Марина. Ее глаза горели.

— Кто?!

— Результат… Тест показал… Я беременна…

— Марина, да как же так ? Ты что — и года еще не прошло. Врачи ведь…

— Витя, у нас будет сын! Ваня. Я знаю об этом…

ГЛАВА 3

Не жалея никаких средств я поместил жену в специальный профилакторий, под непрерывное зоркое око врачей. Хороших специалистов. И беременность протекала идеально. Я сам уже не сомневался — все будет хорошо. Очередное УЗИ, на 9-м уже месяце, определенно показывало отсутствие пороков и всяких патологий у нашего малыша. У нашего мальчика.

Ванька родился в срок крепким и здоровым пареньком, весом почти в четыре кило. Я ни на секунду не отходил от Маринки и был рядом, созерцая процесс самого прекрасного чуда, какое может быть на этой планете — рождения новой жизни. Я был просто счастлив! Я почти не видел улыбающуюся Маринку и орущего на весь этаж сына. Я ощущал нечто…

Маринку с малышом продержали около двух недель — случай все-таки необычный. Но все было в норме. За это время я обустроил в квартире детскую комнату. Я носился как умалишенный, покупая всякие мелочи для грудничка.

Однако, счастье было недолгим. Сначала у Маринки пропало молоко, но мы не придали этому большого значения — бывает. Но не тут-то было. Марина день ото дня стала терять в весе. Очень стремительно терять. Когда Ваньке, кстати прекрасно развивающемуся, исполнилось четыре месяца и он уже начал присаживаться, держась за руки — Маринка весила около 45 кг! Я не на шутку испугался. Как оказалось, не зря…

Марина медленно но верно умирала в онкологическом центре. Что у нее было никто определенно так и не сказал. Ясно было одно — рак поедал ее изнутри. К лету, когда Маринка пробыла в клинике уже много месяцев, врачи сказали мне откровенно — шансов на спасение нет…

— Забери меня отсюда… на дачу, — сухими губами произнесла Маринка. Я так и сделал. За Ванькой по очереди присматривали наши родители, а я, на даче, проводил последние дни со своей супругой. На тот момент эмоций у меня уже не было…

В тот день небо было необычайно темное, какого-то свинцового оттенка. Дождь обрушился в обед тяжелыми прямыми потоками, разбивая дорогу в грязь. Он так сильно бил по крыше, что я никак не мог разобрать слов Маринки, сидя в соломенном кресле. Она с трудом поднялась на локтях и указывала пальцем куда-то наверх, на потолок. Я тут же подошел к ее постели и, низко склонив голову, подставил ухо к самым губам.

— Потолок потек… Витя, потолок… — как могла кричала она.

— Сейчас,- крикнул я, выбегая наружу.

Когда я ворвался в комнату, подставляя старый эмалированный таз под потоки воды, Маринка была уже мертва. Ее огромные серые глаза по-прежнему смотрели на мрачное пятно, расплывающееся на потолке…
к потолку 2
ГЛАВА 4

Сегодня был день ее смерти. Я привез Ваньку еще позавчера. Ему здесь явно нравилось. Когда не было дождя, он бегал по траве, растущей повсюду вокруг дома и смеялся. Мальчик стремительно развивался и ни разу не болел за два с лишним года своей жизни. Он все уже понимал и знал много слов, но…
Но при этом, за всю свою недолгую жизнь, не произнес ни слова. Он просто смотрел в глаза и молчал. Осознанно так смотрел…

Выпитый самогон и шум дождя сделали свое дело. Я сначала задремал, а затем и вовсе провалился в глубокий сон. Из сна меня вырвал пронзительный плач сына. Я вскочил как ошпаренный, сбив рукой со стола портрет Маринки. Этот снимок я сделал вскоре после рождения Ваньки. Маринка улыбалась, склонив голову набок. Ее глаза светились счастьем. Позже я поставил этот снимок в рамку и привез сюда, на дачу.

Ванька горланил. Вода с переполненного таза обильным ручьем подтекла под него, сильно напугав.

— Ох ты, Боже мой! — Я оттащил Ваньку в сторону, схватил таз и начал выносить его, стараясь не расплескать. Дождь все барабанил по крыше, но уже значительно спокойней.

Когда я с пустым тазом зашел в дом, то увидел, что Ванька сидит на полу прямо под черным пятном. Он сидел ко мне спиной, поэтому я не сразу заметил в его руках портрет Маринки. Ванька повернул голову в мою сторону и произнес очень серьезно:

— Мама пацит… — от застекленного портрета отбивались капли, брызгая в лицо ребенка. Он моргал от этого.

— Что?! — перепугано прокричал я, с грохотом роняя таз на пол, — что ты сказал, сын?!

Ванька лишь удивленно взглянув на меня и повторил:

— Мама пацит!… Она пацит, папа!

Я схватил его, поднял на руки и прижал к себе так, что малыш снова заплакал в голос. И я тоже плакал, крича сквозь комок, вставший посреди горла:

— Ванечка, сыночек… — малыш не выпускал из рук портрет матери. — Мама больше никогда не будет плакать! Никогда, я обещаю… Завтра же мы с тобой починим крышу… Завтра починим!

Дождь уже почти прекратился…

moro2500 06/08/2009

 

Тяжелая река

07 Сен

салгир
Это место реально имело быть место в моей больной детской памяти.
Небольшая наша городская речка, хоть и главная в городе, не особо
многоводная – разве что после дождей. Но ивы над ее берегами,
накрывающие журчащие воды, узкие кривые набережные с чугунными
оградами – они так отдают детством, которого у меня толком и не
было.

Это та самая, тяжелая река, как я ее называл, на берегу которой, уже чуть
позже, я любил посидеть с бутылкой пива сам.. Или с очередной
новой девицей… Или с друзьями, вспоминая что-то из прошлого.
Оно, место, частенько наталкивало на разные мысли, когда я
проходил мимо, торопясь куда-то по делам. Оно пыталось говорить.

«Так вот, однажды, я встретил здесь этих уродов…»

***

Так жестоко со мной еще не поступали никогда. К насмешкам-то я давно привык и никогда не парился, когда за мной увязывалась шпана и кричала:
— Урод! Урод!
Мелкие камни летели в спину, я ускорял шаг и скрывался в темном подъезде своего мрачного двора. Иногда, старшие ловили меня в кольцо и толкали друг на друга. От безысходности из уголка рта скатывалась липкая слюна. Тогда улюлюкающая кучка «нормальных» парней брезгливо отпихивалась от меня ногами и я убегал в свою нору.

Так и прошли школьные годы. Никуда не поступив, я устроился работать грузчиком в супермаркет, а через год осиротел. Умерла любимая подслеповатая бабушка, оставив за собой однокомнатную квартирку на первом этаже «хрущёвки» с едким запахом старости, который так и не ушел со временем.
Там-то, за вечно закрытыми толстыми шторами я и прожил последующие два года. По утрам, традиционно убрав кучу дерьма из-под входной двери — я, поглядывая на часы, выскакивал во двор, где ловил взглядом девочку Лену. Она привычно торопилась куда-то на учебу. Я улыбался, предчувствуя наливающуюся эрекцию. Лена же брезгливо отворачивалась и скрывалась за углом дома. Тут же я снова оказывался в своей комнатушке, где зажмурив глаза, в несколько движений сливал семя в вонючую простынь. После чего брил скудные волосенки на подбородке, смаковал жидкий чай, запивая им подгорелую яичницу, и двигался на работу.

Все это было привычно и традиционно…

Пока однажды утром, в выходной, Леночка не поманила меня к себе наманикюренным пальчиком. Улыбаясь и подмигивая. Я суетливо обернулся, не доверяя своим глазам, но подошел. Леночка сморщила носик — никакая улыбка не могла скрыть ее отвращения:
— Тебя ведь Игорь зовут?
— Угу…
— Хочешь меня… поцеловать?
— Это как это? – от неожиданности и смущения появилась слюна, но я нашелся, и тут же вытер ее рукавом клетчатой рубахи, шмыгнув носом.
Лена сидела на окрашенном в зеленый цвет ограждении детской площадки, глядела куда-то за мое правое плечо, и делала знаки. Я попытался проследить за ее взглядом, но она схватила меня за воротник и притянула к себе.
— Так что? – теперь она смотрела в мои глаза, не мигая, и я уже совершенно не знал что делать. – Ну… да?
Она провела руками по затылку и приблизила свое лицо. Розовые губки раскрылись и, уже в следующую секунду обжигали мой рот мифическим поцелуем мечты. От растерянности я растопырил руки в стороны и замычал, препятствуя нарастающему стояку. Её губы пахли табаком и малиной. В глазах моих потемнело, потому пришлось их закрыть.
К тому же, семя уже рвалось наружу, заставляя реветь унылым медведем…

— Блядь, да быстрее же, козлина! – с этими словами Лена прижалась ко мне всем телом, обхватив голову руками, а тело ногами. – Я не могу больше, воняет же!
— Держи… снимаю, держи… Отлично!
Я открыл глаза, непроизвольно двигая тазом. Извечный обидчик Сашка огибал дугой нашу композицию, снимая на любительскую камеру.
— Да-да-да… — кричал он, – Держи его! Лена, улыбайся… Он кончает, блядь, гы-гы-гы — Супер! Ютуб наш!!! – и он заржал, убирая в сумку камеру и пятясь назад. – Валим!
Лена оттолкнула меня ногами в пах, очень болезненно, и рванула за Сашкой. Она плевалась и хохотала. Я обмяк…

Дома я находиться не смог. Я глядел на свое зеркальное отражение в прихожей и гортанно рычал. Там, продолговатое лицо с вытянутой нижней челюстью и тонкими губами не могло скрыть крупных желтых зубов, а скудные усы – уродливой заячьей губы. Бесцветные волосы были скудны, оголяя огромный, формы огурца, лоб. Землистое прыщавое лицо, едва обнаруживало на своей поверхности колючий взгляд маленьких злобных глаз без ресниц. Я швырнул в сторону пластиковую вазу, которая не разбилась — и, не закрывая дверь, убежал к речке. Туда, где любил бывать вечерами. Где сидел под горбатым мостом, подслушивая откровения влюбленных. Туда, где хотел умереть, временами…

Но в этот раз было страшно. Река шумела не так, как обычно – она говорила:
«Войди в меня… я уведу тебя туда, куда ты и не мечтал, дурачок…»

По мосту шла девушка-даун, лет ***-ти, улыбнулась, глядя вниз, и плюнула.
— Ыыыыы… — протянула она.
«Своего видит во мне», — подумал я, но река перебила реальность. Она запричитала тихим шелестом, заставляя покинуть берег. Девушка-даун исчезла, а река говорила уже вслух:

— Зайди… зайди… — и я, раздвинув в стороны гибкие ветви ив, двинулся в сторону шума. В сторону голоса. Вода холодными лапами схватила за щиколотки, став контрастом кипятку в штанах. Я провалился в гул…

***
Постепенно шум стих. Я открыл глаза, но увидел лишь розоватую темноту. Было приятно по всему телу. Шевелиться не было никакой возможности. Да и зачем, когда под телом ощущалась мягкость перины, а лицо вязло в пахнущие легкими духами подушки. Ласковая рука взъерошила затылок, поползла вниз по позвоночнику. Мягкая и тёплая.. Она стала гладить ягодицы. Я ждал голоса. Я знал, откуда-то, голос появится, как только я этого захочу:

— Проснись же, — зашептал Ленкин голос. — Просни-и-ись, соня. У нас мало времени!
Я вздрогнул, зная, что удивляться ничему не стоит. Река так сказала. Потому, предпринял усилие и, развернувшись на спину, постарался среагировать спокойно на сидящую у моих ног голенькую Лену. Она улыбалась, без отвращения, и я знал – она любит меня. Я приподнялся на локтях, стыдливо прикрылся простынёй и скинул ноги с кровати.
— Мне нужно в ванную, — сказал я не своим, страдающим искалеченным «прононсом волчьей пасти» голосом. Легкий шлепок по ягодице сопроводил мой побег.
Из зеркала на меня смотрело лицо Сашки. Сначала испуганно, потом — с интересом. Я стал гладить чистое от угрей лицо тонкими пальцами, целовать их. Ерошить ими мягкие чёрные волосы. Сбросив на пол простынь, я гладил свое тело. Все ниже..

— Ну где ты там, котик? – Ленка выгнулась в постели, пожирая взглядом меня, входящего. – О, да ты готов, аха-ха! Иди…

Вот оно, то, о чем я только мечтал. Было легко, было все понятно, хоть и ново в то же время. Было долго и сладко. Ленка выдохнула протяжно и легла под мою руку, уткнувшись носиком в грудь. Мы засыпали…

***
Во сне река, вдруг, поднялась морскими волнами и несла меня к водохранилищу. Я кричал картавым, снова привычным, голосом. Молил ее выкинуть меня на берег, но она была зла. Она швыряла меня о бетонные борта русла, потом снова поднимала высоко, так, чтобы я увидел изгиб моста о который мне предстоит разбить голову…

— Аааа… — закричал я во сне, тут же проснулся, не прекращая хрипеть уже наяву и, улавливая знакомый запах затхлых простыней. Стало особенно страшно, когда от потного бока что-то отлипло и закряхтело. Я попытался дотянуться до выключателя, но тяжелая рука шлепнулась мне на грудь, а неподъемная нога напрочь припечатала к месту область таза. Под невнятное кряхтение я снова уснул.

Кто-то запел. Хари Кришну. Я думал, что это одно из наслоений сна, пока пение не слилось со звуком будильника. Я разлепил глаза. С трудом. Было непривычно светло – видимо кто-то раздвинул шторы.

Она сидела на краю кровати спиной ко мне и расчесывала скудные волосёнки моей деревянной расческой, собирая на тяжёлом затылке замысловатую гулю. Время от времени, она брала освободившейся рукой очередную шпильку и отправляла ее куда-то к голове. Я кашлянул…
— Ыыыы… — замычала она, повернув лицо в мою сторону. Маленькие округлые глаза стали раскосыми от натяжной прически, крупный рот сложился в дружелюбную улыбку.

— Ты.. это, что тут?! – все что я смог выдавить из себя. – Как?!

— Ыыыы… Ыгорь, приятно… — она откровенно раздвинула жирные ляжки, и стала тереть промежность короткими пальцами. – Хорошо делал. Ты обещал пойти к маме и сказать, что мы будем вместе теперь. Теперь – жениться! Чтобы не ругала. Ыыыыы…
Я увидел как длинные пустые груди заколыхались на жирном животе, когда она двинулась в мою сторону. Такие же, как я видел когда-то в журнале «Вокруг света». Я выблевал кислотой на подушку.

— Пошла вон отсюда, сука!
— Ыыыы… — девка-даунша спешно надела сарафан через голову, схватила в руку огромные трусы и бросилась к дверям. Там она замешкалась, обуваясь. За дверью послышались гулкие шаги и протяжное:

— Ыыыы, в какашку наступила…

Тяжелая река все смоет, подумал я, отправляясь готовить подгорелую яичницу. Ленку, по крайней мере сегодня, я видеть не желал. На работу опаздывать никак нельзя. Нельзя…

4.04.12 moro2500

 

Ливерная трагедия /письмо/

31 Мар


Уважаемый мой, замечательный виртуальный друг, Захаров!
Пишу тебе сие вынужденно-болезненное письмо, заранее зная, что не успею получить ответа — ибо трафик моего смартфона (единственно, что осталось у меня ценного после страшного, со мною случившегося, происшествия) на исходе. Да и зарядки хватит часа на полтора. Посему, сообщаю тебе, уповая на продолжение беседы уже с глазу на глаз, живьём, так сказать, в Москве. У тебя дома. Знаю, ты сейчас крайне удивлён моим долгим молчанием, взорвавшимся теперь этаким письмищем, но, молю Бога,и тебя, чтобы не прогнал меня прочь, а приютил хотя бы на первый срок, да подсобил в жизни дальнейшей. Ибо здесь, в провинции, житья мне нет и не будет боле. ОНА достанет меня везде влиянием своим, унизит, и не даст воли. Ты наверное хочешь узнать, что же произошло? И имеешь на то право. Так вот…

Помнишь нашу душевную беседу о предпочтениях в пище? Конечно помнишь. Мы ещё, скрывая неловкость и стыд, признались друг другу в пристрастии к ливерной колбаске, ггггг. Да, такое дело.. Очень уж вкусна она, когда свежая, да с охотки. Так вот, подключи фантазию, и, проводя аналогию — представь себе всю глубину (ширину, долготу… да что хочешь, в конце концов) случившегося со мною. Я ведь не рассказывал тебе, Володя, как выбрался в люди… Мне и сейчас неловко, да уж ситуация загнала в угол — не дай Боже. Так вот, я был бомжем. Да-да… в это трудно поверить, но в рассвете лет — я оказался на улице — без крыши над головой, без друзей и родных. Это долгая история, расскажу при случае. Сейчас же я оттолкнусь от момента, где мы с тобой пересеклись после нашего с тобой виртуального знакомства. Ты много узнал обо мне: о моем успешном бизнесе, моей породистой собаке, моём большом уютном доме, и в конце концов, о моей молодой красавице-жене Сонюшке. До сих пор в памяти твои многочисленные восхищения и заборы восклицательных знаков под её фотографиями в социальных сетях. И ты был прав! Она — чудо. Она — ангел, а я глупое порочное дерьмо, которое теперь она (имея все основания) пытается утопить навсегда. Я же всплыл снова, и, барахтаясь теперь, скрываюсь от гибели…

Она была в полном отчаянии, когда подобрала меня на улице — я часто мыл ее машину, пытаясь заработать на еду. Она улыбалась мне, вкусно пахла и давала много денег. Доллары, в основном. Ее предыдущий муж умер от инсульта, прожив с нею не больше года, и оставив огромные деньги. Однажды, будучи в подпитии, Соня подошла ко мне, сидящему во дворе у ее дома. Я сидел на детской скамейке и жрал ливерную колбасу, вприкуску с батоном и запивая кефиром. Соня сморщилась брезгливо, глядя на мой незатейливый обед, но поманила меня за собой прелестным наманикюренным пальчиком. Она пригласила меня к себе домой, якобы отремонтировать смеситель в ванной. Таким образом, я впервые оказался в ее огромной квартире. Со смесителем было все в порядке, и Соня призналась мне, что очень одинока, и не может подпустить к себе никого из мужчин ее теперешнего круга, потому как сама из низов. Я ей понравился. Она отметила мой интеллект и умение вести беседу. А когда я вышел из ванны, благоухающий дорогими шампунями и причёсанным — она была ошеломлена! Дальше, друг мой, ты можешь догадаться. Мы стали жить вместе, а через год расписались. Я занимался управлением ее дел — ведь Соня часто уезжала по бизнесу в разные города. У нас было полное доверие. У нас было единение душ. У нас было самое главное — любовь…

И вот так, душа в душу, мы прожили почти два года. Понятно, я стал совсем другим. Я позабыл всех своих уличных знакомцев и стал вникать в суть другой жизни. Я питался в лучших ресторанах, крутился в престижных кругах. Я обрастал важными знакомствами и связями. Я ездил на дорогой машине, имея полную свободу действий, и казалось, должен быть счастливым, но… Но что-то, Володя, угнетало меня. Только такой идиот, как я, мог воспротивиться произошедшему со мною чуду, хотя бы мысленно. Я же пошел дальше…
Раз в три дня нашу квартиру прибирала невзрачная и довольно потасканная жизнью уборщица. Зинаида. Я жалел ее (видно узрел в отражении ее глаз — себя недавнего), давал сверхурочные. Однажды, Зина расплакалась среди уборки. Взахлеб! Что-то у неё там произошло в семье. Жены не было. Я стал утешать женщину, и, уж не знаю, как это произошло — я обнял ее и… поцеловал — чёрт меня дери! Ты скажешь — и что? Поцеловал, да и ладно.. Любишь-то ты её — молодую красавицу. Так и есть, Володя — ты будешь прав. Но меня потянуло к этой женщине со страшной силой. Незаметно для себя, я стал подгадывать время, чтобы жены не было дома — и я мог оказаться наедине с Зиной. И я таки добился своего! Это был скоротечный примитивный секс в кладовке, или в ванной. Раз за разом, я делал это, затем отводил глаза и убегал из дому. Мне было противно и стыдно, но я возвращался вновь и вновь к этому идиотизму. Зина была уже и сама не рада — она стыдилась и пыталась закончить эти, не пойми что, отношения. Она пригрозила мне уйти, если я не прекращу. Я был в отчаянии. Я не знал, как мне убить в себе эту зверскую страсть — и я таки пообещал ей… но только не сегодня. Сегодня, я хочу сделать это в последний раз. И всё…
Соня уехала. Я сидел на диване и ждал — с минуты-на-минуту, должна была появиться Зина. Она была пунктуальна, а сегодня почему-то задерживалась. Наконец, щёлкнул дверной замок, и… Передо мною возникла Софья. Представь! Я стал что-то лепетать, жутко палиться. Моя щека задёргалась. Соня стремительно вышла, а когда вернулась — стала избивать мою морду длиннющей палкой ливерной колбасы. Да, Володя, в мою жизнь, так же стремительно, как пропала — вернулась симпатичная нам с тобою колбаска. Вонючие ошмётки летели в стороны, а я, не вымолвив и слова — вылетел прочь, едва обувшись и прихватив с собою смартфон.
Но это не всё, как ты верно догадался. От меня отвернулись все — и я по стремительной воронке покатился ко дну пропасти, откуда меня совсем недавно извлекли. Я недооценил влияния и беспощадной мести обиженной, но сильной женщины…
Володя, извини, мой аппарат пищит требуя пищи, посему поспешу отправить тебе сею депешу в срочном порядке. Мой поезд, билет на который был куплен на последние гроши, тронется вот-вот. Завтра, в 19-30 московского времени, я выйду на перрон Казанского вокзала. Всю дорогу я буду молиться на твою, Владимир, благосклонность и уповать на милость твою и Господа нашего. Твой ****

p.s. Ты обещал мне охоту.

p.s.2 Прошу тебя, друг.
Никогда не предлагай мне ливерки, по известной теперь уже причине.
Думаю ты не удивишься, если я сообщу тебе — я её ненавижу!
*грусный смайлег*

 

Муравьи

24 Янв


Я лежал спиной на траве в лесу. Это был небольшой сосняк за городом, в часе с небольшим ходьбы от моего дома. Не спеша я перешел горбатый пустырь между Петровской Балкой и Пневматикой, по кривым, знакомым с детства тропкам; затем, спустился вниз пологим скатом оврага, минуя городскую свалку; и наконец, поднимаясь наверх, к великой своей радости увидал верхушки высоченных сосен. Уже будучи наверху я отдышался, разглядывая городскую многоэтажность вдалеке. Красиво! Но я уже давно не любил этот город. Город — тоже не любил меня…

К своему изумлению я обнаружил, что соснячок-то — значительно вырос вверх! Да, последний раз я был здесь лет пятнадцать назад с Полиной… Да… Я был здесь с Полиной…

Пройдя еще минут пятнадцать по тропинке, я вошел в лес. Лес, который тянулся длинными стройными рядами сосен. Я шел, наслаждаясь воздухом и шорохом высокой травы под ногами, пока не набрел на небольшую полянку. Я поднял голову вверх. Медленно опустился на корточки… И наконец, я сбросил на мягкую траву свое измученное тело… В считанные секунды меня окутал покой. Как же давно я не ощущал ничего подобного! Этот покой значительно отличался от городского. Этот покой шелестел верхушками сосен и доносил с разных сторон пение птиц. Когда-то я занимался певчими птицами и даже содержал их. Вот щегол затянул свое звонкое: “пить-пили-пить”. А вот уже зяблик :”пиньк-пиньк” с переходом на звонкую трель: “фьит-фьит-ля-ля-ви-чиу-кик”. Многие путают его пение с соловьем, но только не я… А теперь вдалеке: ку-ку ку-ку… конечно же — это серая крымская кукушка!

Я открыл закрытые было глаза и, щурясь, стал наблюдать за весенним солнцем, которое запуталось в колючих кронах сосен уже значительно ближе к западу… По руке щекотно бегали муравьи, но я не сгонял их. Пусть себе бегают…

Меня накрыло состояние сладкой полудремы, и я вдруг подумал: как было бы хорошо не возвращаться больше в этот проклятый город, где я лишний. Где я — обуза для всех. Где я всегда наедине лишь с этой падучей мразью, именуемой — эпилепсия. Она всегда была при мне… С детства, когда я стоя засыпал на несколько минут под дружный смех одноклассников, а потом ничего не помнил. Тогда меня это даже забавляло. Потом, годам к пятнадцати, появились первые припадки. Сковывала сумасшедшая головная боль, подкашивались ноги — и я падал куда-то… Все равно куда.

Но сперва это бывало очень редко и, постепенно, я привыкал жить с этим. Я жил, в конце концов! Со мной рядом были друзья и мама. У меня даже появилась Полина. Мы очень любили друг друга. Любили до беспамятства. Она никогда не оставила бы меня, если бы я сам не вынудил ее. Когда припадки стали повторяться с периодичностью в месяц-полтора, я ощутил ее боль намного острее своей собственной. Однажды, придя домой с разбитой головой и ободранными руками, я впервые попросил ее оставить меня. Я не мог выносить ужас в ее глазах, когда в очередной раз приходил в себя. Но она не уходила.

И вот пришел день, которого я очень боялся… Меня вежливо, заплатив зарплату за три месяца вперед, попросили с работы. Конечно, я не осуждаю их за это…

…И я начал пить. Сначала по чуть-чуть, а потом по-черному… Полина долго боролась, но в конце концов отступила. И я безмерно благодарен ей за это… Благодарен ей за все!

Сейчас я не пью совсем. Но мои припадки стали заходить в гости часто. Иногда по два раза в неделю. О, как я устал от того, что выйдя куда-нибудь, в магазин, например, я приходил вдруг в себя, лежащим где-то посреди дороги с искусанными губами и побитой в кровь башкой. И карманами почему-то обедненными ровно на мое скудное пособие… А то и без куртки… Я устал от усталости моей старой матери, которая скрывает свои недуги, чтобы помочь мне… Я устал от нечаянно услышанных разговоров моих родственников о разделе дома… И наконец, я устал от того, что я боюсь не смерти, как все нормальные люди, а своей убогой жизни… Мне уже даже не жаль себя.
…И вот теперь, лежа здесь, в лесу, и глядя вверх на величие сосен — я вдруг ощутил, что Я ОДИН! Что я пришел сюда, в лес, абсолютно один… А ОНА, проклятущая болезнь, осталась где-то там, в Симферополе…

Я давно не чувствовал себя таким счастливым. И я заплакал. Но не так как я это делал часто в последнее время ночью в подушку. Это был плач облегчения. Он долго трусил мою грудь, пока не затих… Так хорошо… Так легко…

И в этот момент я почему-то подумал о муравьях. Странно. Еще несколько минут назад они интенсивно щекотали мои руки и лицо, а сейчас я не чувствовал их. Я снова открыл глаза и привстал, чтобы взглянуть — куда же они подевались, эти маленькие трудяги леса… Но они оказались на месте. И их было очень-очень много — и на руках, и на ногах… А когда я встал совсем, то увидел… там внизу, где я все еще лежал… как они бегают по моему улыбающемуся лицу… По моим открытым глазам…

…Кукушка уже давным-давно молчала…

 

Улыбка Фёдора Двинятина

14 Ноя


Вера ещё разок, с усилием, даже с каким-то остервенением прижалась к спине мужа. Потом звучно поцеловала его между лопаток, и наконец, откинувшись на свою половину кровати блаженно улеглась на спину. Улыбка не сходила с раскрасневшегося лица. Взгляд хаотично блуждал по трещинкам на потолке — это слегка возвращало ее в состояние общепринятой нормы, но подсознанию безгранично хотелось продлить эйфорию от недавнего затяжного оргазма. Муж заворочался, сонно взревел, обдав Веру свежим перегаром. Она тихонько засмеялась, передразнивая его бормотание:

— Мна-мна-мнаааа… Ыыыыыыыыыррр… — дурачок ты мой ученый, знал бы ты, что ты сейчас для меня сделал! Спишь?.. Ну спи.. спи.
Вера поднялась в постели, собрала растрёпанные волосы в тугой конский хвост. Немного посидела и отправилась на кухню — чертовски захотелось пить. Там она налила в стакан отфильтрованной воды, но пить передумала. В холодильнике оставался недопитым её любимый вермут «бьянко». Почему бы и нет?
Компьютер все ещё работал. Вера сделала несколько жадных глотков из конусного бокала, и поставила его на край стола. Подёргав мышку, она заставила вспыхнуть экран монитора. Фёдор Двинятин застенчиво улыбался, как прежде, но в его взгляде Вера уловила лёгкий укор. Ей стало немного неловко, и она перешла на другую вкладку. Попыталась что-то читать в форуме сетевых литераторов, но поняла, что находится где-то далеко от событий слюнявого ресурса. В одной из тем, обсуждался оргазм и его роль в жизни женщин. Вере захотелось сострить, похвастаться даже… но она передумала. Мысленно возникла укоризненная улыбка Фёдора… Вера даже немного расстроилась. Рука с мышкой потянула стрелочку к знакомой вкладке…
Фёдор блестел толстыми стёклами очков, короткие усики недовольно дыбились. Он как будто говорил тихим шепотком:

«Ну как же так, Верочка, как же так? Ты ведь подавала такие надежды… Ты такая умница, Вера! Ты такая…»
Неожиданно для себя Вера склонилась к самому экрану и вскрикнула:

— Да пошёл бы ты нахуй, Фёдор! Толку-то с тебя? Толку?!.. И не надо так на меня смотреть.. Жену свою сканируй — ясно?.. Я тут сама разберусь… Хм…

Вера уверенно удалила все закладки, связанные с недавним кумиром, отметив для себя, что в этот раз она больше не сожалеет об этом. Затем зашла в форум, не читая ленту написала:

«Вы все фригидные суки! Имхо.»

И выключила компьютер.

Муж развалился посреди постели. С трудом передвинув его на свою половину, Вера забралась под одеяло и прижалась к горячей спине. Подушка пропиталась перегаром. Вера закрыла глаза, жадно впитывая ноздрями этот, ставший таким вожделенным, аромат. Ни один одеколон или туалетная вода теперь не смогли бы на нее подействовать так возбуждающе.

«Наверное я сумасшедшая, — думала Вера, поглаживая влажность трусиков, — да по мне бы любой Фрейд диссертацию мог написать…»
Эта мысль так раззадорила, что она не заметила, как к ней подкрался и тут же с головой накрыл неистовый оргазм. Впервые, за последние годы, она не думала о Фёдоре…

***
Вера выскочила замуж студенткой, совсем юной и неопытной. Муж, он же её первый мужчина, был подающим надежды молодым учёным в отрасли металлургии. Он часто пропадал в командировках, надолго оставляя Веру в пустой квартире. Поначалу она думала, что скоротечный и редкий секс — есть норма в отношениях. Она любила мужа, ждала его и обхаживала с большой нежностью, ласкала. В постели он быстро кончал, целовал её, почему-то всегда в лоб, и тут же — засыпал. Вера принимала это как должное, и была, в общем-то, счастлива. Пока не появился он…

В университете Вера участвовала в популярном проекте «Что? Где? Когда?». Компания сколотилась неслабая — рвали всех подряд. Когда Вера была на четвертом курсе, курировать команду пригласили знаменитого выпускника университета, кандидата филологических наук, доцента, Двинятина Фёдора Никитича. Вера потеряла голову… Она боялась на него даже взглянуть. А Фёдор залихватски шевелил усами, складывая губы трубочкой, инструктировал команду. Вера не пропустила ни одной передачи с его участием — то время для нее было сродни общения с Богом. Однажды Фёдор остался в кабинете наедине с Верой. На несколько минут. Тогда он улыбнулся и сказал:

— Вы подаёте большие надежды, Верочка. Вы такая умница… Вера. Вы такая… — его очки блистали, глазки-пуговицы буровили насквозь. А эти усы… Они так шевелились над верхней губой, что расшевеливали маленьких «шуршунчиков» внизу живота.
А потом команда проиграла с треском. Фёдор уехал, но наглухо засел в сердце молоденькой студентки.
Муж работал. Отсутствовал. Вера стала холоднее к нему, но он этого не замечал. Его всё устраивало. А Веру обуревала тоска. Она продолжала следить за жизнью Фёдора — радовалась за него, ревновала, собирала вырезки. Собирала и прятала. А потом появился интернет. Теперь Вера могла прокручивать видео и мечтать более тщательно, что она и делала. И однажды она испытала настоящее наслаждение…

Тогда она поняла, что у них с мужем что-то не так. Нужно было что-то менять, она это понимала — но что? Для начала, Вера настояла на том, чтобы муж отпустил усы. Она сама ухаживала за ними, стригла, как надо. Ночами гладила их в темноте, закрывая глаза. Иногда ей удавалось дойти до — «вот-вот», но… Но учёный кролик пыхтел в ухо, в одной и той же позе, и «вот-вот» снова и снова откладывалось на потом. Это угнетало.

Как говорят : «не было бы счастья, так несчастье помогло».

Конечно, это сущая глупость и кощунство, но всё же.
Мужа сократили в процессе стремительного роста карьеры, и он, банально — запил. Пьяным плакал, валялся по полу, целуя ноги жены. Это было так трогательно. Вера гладила его по голове, подставляла руки под поцелуи. Усы приятно щекотали ладошки, Вера вскрикивала и тащила мужа в постель. И теперь его хватало на много дольше. На мноооого! Наконец она узнала, для чего же все-таки нужен секс. И пускай супруг тут же засыпал — это было не важно. Контраст был разительным.
Вскоре он нашёл себя в бизнесе и обрёл былую уверенность в себе. Но теперь всё было под контролем. Вечерами Вера настаивала на двух-трёх рюмашках коньяку за ужином — он и привык. Вот и она стала привыкать…

***

В последствии усы были сбриты, а папка с вырезками из журналов, отправилась пылиться в комод.
Беременная Вера сидела у телевизора, перебирая пультом управления каналы. Картинки на экране мелькали, пока взгляд не выхватил нечто, что заставило её вздрогнуть. Вера вернулась на пару нажатий назад.
Бородатый Фёдор Двинятин вёл какую-то культурологическую программу, смешно зыркал глазами сквозь очки и шевелил округлёнными, как обычно, губами. Передача заканчивалась. Фёдора показали крупным планом — он прощался со зрителями, желая им всякие банальности.

А потом он улыбнулся ей…

 

Забавная ава

14 Мар

Я устал от одиночества. Устал так сильно, что примерно за неделю моя простынь превращалась в накрахмаленную пятнистую бумагу, которую уже не стирают…

Когда мама была ещё жива, я не думал о всяких дурацкостях и ухаживал за ней. Я мыл перед сном её ноги, стриг ногти, расчесывал волосы. Иногда, когда у неё было хорошее настроение — брил подмышки. Мама никогда не закрывала дверь ванной — и я подглядывал, как она моется. Она стояла под душем и красиво пела. Пела… и улыбалась. Особенно сильно она улыбалась, когда мыла «там». В этот момент я засовывал руку себе в штаны, и маминой песни хватало, чтобы я кончил. Потом она заходила ко мне в комнату с башней из полотенца на голове и, продолжая улыбаться — била мне по лицу мокрой ладошкой. Поначалу я думал, что она догадывается о моих подглядываниях. Но потом понял, что так нужно — и привык.
А когда мне исполнилось тридцать четыре, мама заболела. Она стала закрывать дверь в ванную и почти не подпускала меня к себе. Однажды вечером, мама зашла ко мне в комнату и сказала:
— Тебе нужно научиться жить одному. Мамочка скоро уйдёт, а ты останешься здесь… — она наклонилась и стала целовать мой лоб и тяжело дышать в лицо. От неё пахло коричневой жидкостью из холодильника и клубничным мылом. Мама плакала, гладила мои волосы, а я глядел на её сморщенную грудь, которая откровенно вываливалась из распахнувшегося халата…

…через два дня она умерла в своей комнате…

Друзей, как таковых, у меня не было. Зато была работа, которую я хорошо делал и получал стабильную зарплату. Эту работу делать никто не хотел, а я её исполнял с удовольствием. Раз в неделю — день в день — на мою карточку начислялись деньги, которых мне хватало на оплату еды, коммунальных платежей и журналы с красивыми женщинами. Мне было хорошо. Но однажды, в баре, я угостил одного человека коричневой жидкостью, как у мамы, и он рассказал мне непонятные, но очень завораживающие истории. Он говорил о женщинах. Мне это нравилось, и чтобы он не замолкал, я покупал ему маленькие стаканчики вновь и вновь… От него я и узнал об интернете и доступной любви. И одиночество захватило мою душу и тело…

Через пол года, мои сбережения позволили купить компьютер и подключить интернет. Я быстро освоился, и понял — этот интернет к тому же ещё и безлимитный. Я научился быстро печатать и регистрировался на сайтах с красивыми женщинами. Такого я не видел даже у мамы! Потом я узнал, что такое аватара — сфотографировал себя в отражении зеркала и запостил фотографию. Ещё несколько дней я путешествовал по интересным сайтам, трогал себя, и… наконец решился:  стал общаться и комментировать. К тому времени у меня был уже свой электронный адрес и я впервые получил письмо от НЕЁ…
Моё сердце стучало выбежавшим на трассу загнанным лосем. Я пялился на её ник и не решался открыть. Я не верил… Но это была она — Buzzaka! Девушка с сайта знакомств. «22 года. 90-60-90. Ищу надёжного спутника и опору в жизни, чуткого и нежного любовника и друга. Без вредных привычек — до 35 лет». Свою анкету я заполнил честно. Она ответила под моим фото:
«а у тебя забавная ава! ;))»
Однажды, мы разговорились — и с того времени я ласкал себя только глядя на её три фотографии: лицо с голубыми глазами улыбалось и ласково смотрело на меня. Как мама… Бюст, прикрытый руками. Полный рост издалека — красивые худые ноги и тонкие руки… Я полюбил её, это было ясно, но я и не думал, что она…

В личном сообщении девушка приглашала меня в кафе. Говорила много ласковых и непривычных мне слов. Смайлила. Говорила, что редко ошибается в людях. Говорила, что человек с такой забавной авой не может быть плохим и не интересным… Говорила, что никогда не встречала людей, которые могут так стёбно шутить и жечь. Смайлила опять. Я читал и задыхался от счастья. И я думал, что она действительно очень хорошо меня знает — очень-очень! А ещё я думал, что скоро приведу её к себе домой, и наверняка, она позволит брить её подмышки…

Я редко бывал в кафе. Вернее, всего два раза. Один раз — с мамой, давно. Мы кушали одну отбивную на двоих и мороженое. А потом, со случайным знакомым, который поведал об интернете. Потому, зайдя сейчас, был несколько шокирован — я никогда не заходил в подобные заведения самостоятельно. Но я был настроен серьезно. И об этом говорили ромашки в моих руках, наглаженный саморучно серый костюм и сиреневый галстук при белоснежной рубашке. Раньше я никогда не позволял себе надевать вещи отца!
Я справился со своим волнением, когда подошедший официант указал мне на свободный столик и принес меню. Я чувствовал себя значимым…

… Она сидела напротив, долго вглядывалась в моё лицо и теребила букет… Это было после того, как я подтвердил свою настоящесть и пригласил присесть. Мысли мои путались, но одно я понял точно — девушка была точно той самой Buzzak-ой, но она узнала меня больше, чем я её. Она была очень красивой, почти как мама, но не совсем похожей на девушку с фото. Но это ничего. Потом, она медленно положила букет на край стола и подозвала официанта. Пока тот шёл, Buzzaka, которая оказалась Ольгой, почему-то рассмеялась, и, перебив моё смущение произнесла:

— Слушай, ну такого я не ожидала! Так это что же — не ава была?!
— В каком смысле? — я хотел быть «раскованным и оригинальным», таким, каким она меня видела в своём письме, но не знал — как это?
— Да нет… всё нормально, это нервы… Всё нор-маль-но! — и снова рассмеялась, так искренне, как будто мы были знакомы уже сто лет.

Я тут же успокоился и понял, так и есть — я раскованный и оригинальный!

Подошёл официант. Ольга выхватила из моих рук меню и стала листать, вглядываясь в лицо парню с блокнотом на изготовке. Когда тот ушёл, я понял, что заказ сделан на много рублей. На мой месячный оклад, как минимум. У меня было время изучить меню. Но я решил, что так нужно. Пока официант раскладывал на столе различные блюда, мне захотелось эффектно заполнить паузу, поэтому я стал рассказывать историю, как мама в день моего четырнадцатилетия подарила мне большого резинового слона, на котором можно было кататься по комнатам, а вечером мы отправились в детский парк и ели сладкую вату. Это была моя любимая история, которую я берёг для особого случая, и даже не выкладывал в интернет. Оле история нравилась, я это понял сразу. Она так смеялась, что согнулась пополам.  Затем,  быстро налив себе в бокал пузырчатой жидкости из большой пузатой бутылки,  залпом опрокинула её в себя.
— Извини, — перебила она меня на секунду, — так ты действительно — Колюсик?
— Да, конечно, мама всегда так меня….
— аааааааааа — Ольга так вскрикнула, что несколько человек с соседних столиков оглянулись в нашу сторону, — извини… продолжай, ты говорил о вате, кажется?..
«Такая весёлая!» — подумал я и продолжил. Когда я начал другую историю — о параде в день города, Ольга успела надкусить все угощения и осушить пузатую бутылку. Я говорил о шариках, но Ольга внезапно снова перебила. Как-то громко и, в то же время, печально. На «вы»:

— Понимаете, мне вы не подходите по росту и по цвету волос. Я ищу парня по имени Станислав или Юрий… А вы… Вы — Колюсик, к сожалению. Вот, как-то так…

Я посмотрел на эту женщину и тут же отчётливо понял, что я не был нужен ей от самого начала нашей встречи. Одного я не мог никак понять. Зачем же она всё равно выпросила столько угощений? На сумму моего заработка, примерно… Я даже немного разозлился, но плакать не стал — ведь был уже взрослым. Не знаю, как это вышло, но я взял все, что было на столе — сухое, вязкое и жидкое… И все это вывалил ей на колени . Она молча открыла рот и таращила на меня глаза. Наверное хотела что-то сказать…

Что она хотела сказать, я так и не узнал. Не узнал, потому что ушёл оттуда. Дома меня ждал мой интернет, проплаченный на два месяца вперёд. Дома меня ждали мои журналы. Дома меня ждала фотография мамы над столом…

13.03.2011

 

Губы

08 Дек

Голые ноги секретарши Наденьки опять не давали покоя весь день. Иван, в который уже раз покосился на тренированные загорелые икры, мелькавшие из кабинета в кабинет, вздохнул, и вышел на улицу. Обед.
Есть не хотелось. Иван прошелся по тротуару, вдоль здания фирмы, а потом решительно свернул в скверик поблизости. Там, удобно развалившись в изгибе парковой скамьи, он ослабил тиски галстука и, запрокинув голову на округлую древесину спинки, прикурил сигарету. Стоило закрыть глаза – тут же вернулся навязчивый образ Марины. Только теперь он был не таким отчётливым, как в первые месяцы после разрыва… Он был размытым, словно на фотографии плохого качества. Но он, этот чёртов образ, по-прежнему делал ему минет – и забыть это было невозможно. Так, как это исполняла Марина, мало кто мог…
Иван незаметно направил возникшую эрекцию набок, и нервно сплюнул под ноги. Он был зол. Зол на то, что не мог забыть её. На то, что не кем было её заменить – Наденька конечно хороша, но её прёт шеф. На то, что, собственно, Марину – теперь дрючит его же одноклассник Филипп, которому Иван пытался накостылять, но в итоге позорно получил по ушам сам. На её глазах. На то, что он в итоге стал завсегдатаем порно-сайтов… и дрочил часто и безбожно. Он снова прикрыл глаза, пытаясь поотчётливей вспомнить лицо бывшей возлюбленной. Прошло минут пять – он задремал. Лицо Марины так и не проявилось. Оно бесформенно расплылось, а затем, превратилось в подобие губ. Таких пухлых и тёплых… Губы увеличивались в размере и улыбались. Послышался голос…

— …и это ещё не все. У нас имеется и более серьёзная литература. Вот, например…

Иван вздрогнул от неожиданности и открыл глаза. Перед ним стояла девица лет восемнадцати-девятнадцати. Она, то и дело наклонялась и копалась в увесистой параллелепипедной сумке, что стояла у её ног. Проворно извлекала оттуда очередной предмет будущей макулатуры и… говорила… говорила…
Девица была рослая, с какой-то нескладной фигурой. Казалось, длинные, обтянутые джинсами бёдра были взяты у одной особи; тело, с и плоским, татуированным вокруг пупка животиком – у другой; а большеглазое, с маленьким курносым носиком лицо – у третьей… Но это все терялось, как только взгляд попадал на её губы. Это нечто! Они были такими нереально пухлыми и сочными, что Анджелина Джоли, появись она сейчас тут – показалась бы обладательницей губ Валентина Гафта! К тому же, маленький скошенный подбородок, еще больше подчёркивал впечатление от всей этой объёмности…

— … а вот, замечательная кулинарная книга. Страницы – глянец, твердый переплёт… —

Продолжала вещать девушка заученные шаблонные фразы. Но Иван ничего не слышал. Его глаза безотрывно наблюдали за движениями губ, которые время от времени взлетали уголками вверх. Она улыбалась. В эти моменты появлялась белые, закруглённые по уголкам зубки, и непременно, вслед за этим, выскакивал резвый язычок и, с трудом охватывая верхнюю губу — скользил по ней.
Иван поплыл. Его фантазии выходили из-под контроля. Голос девушки трансформировался в его голове в нечто подобное:

«…ну что же вы, я ведь вижу, как нравлюсь вам. Я вижу, как вы пялитесь на мои губы… Но вы даже не представляете, что эти губки могут?! Ой-ой… что они могут… А когда я подключаю свой язычок, то могу свести с ума! А я очень люблю это делать, молодой человек… И совсем не дорого… Мой отсос, вы никогда не забудете. Вы хотите это испытать, молодой человек? Молодой человек…»

— …Молодой человек! – она почти кричала.
— А? Что? – Иван выпал из грёз, но с трудом соображал, что происходит.
— Ну, вас что-то заинтересовало? – девушка присела на корточки, опёрлась руками о груду выставленных на показ книг и, с надеждой заглядывала в его глаза.
— Сколько?
— Всего-то семьсот рублей…
— Скоооолько? – уже с другой интонацией в голосе протянул Иван.
— А вы зря иронизируете. В книжном вы такую и за тысячу не возьмёте! Гляньте — какой переплёт, глянцевые страницы. К тому же, здесь имеются рецепты, собранные со всех уголков мира… — девушка листала цветные, густо пахнущие офсетом страницы. — Вот, посмотрите оглавление.
— Это что?
— Как что – кулинарная книга! Мне показалось, что именно она вас заинтересовала? Разве нет?.. – она трогательно закусила нижнюю губу. Появились ямки на щеках. Иван с трудом перевёл взгляд на часы. Пора было возвращаться в офис.
— Как тебя зовут?
— Юля. А я между прочим представлялась.
— Да? Ну ладно… Знаешь, Юль, мне не нужны твои книги…
— Но…
— Совсем не нужны, понимаешь?
— Но мне так нужны деньги, — девчонка обречённо плюхнулась рядом с ним на скамейку. — Целый день ходишь, как дура, с этой сумярой – хоть бы кто купил! Вот и вы… А у меня сессия закончилась. Нужно домой лететь, в Хабаровск, а денег не хватает. Возьмите, хотя бы за шестьсот, а? — какая мольба в этих глазах! Иван решился.
— Давай сделаем так. Я дам тебе тысячу, но книгу брать у тебя не буду.
— Это как?
— А ты подумай, только быстро. Мне идти пора, – он пялился на её губы и думал, млея, что если она скажет пять тысяч – он согласится не раздумывая. Юля наморщила лобик и глуповато улыбалась.
— Ну?!
— Вы имеете в виду…
— Да. Сегодня вечером.
— Да пошёл ты! – она вскочила с места и начала нервно укладывать свою продукцию обратно в сумку. Иван тоже встал.
— Ну как хочешь… — и тут же повторил свой начальный вопрос: — Сколько?
Юля бросила на землю, поднятую было сумку. Глаза горели. Губы…

— Я тебе не шлюха какая, понял, козёл?! – Она так резко двинулась на Ивана, что он невольно отшатнулся. Её ангельского милого голоска, как ни бывало. – Ссышь, когда страшно, фраерок?!
— Да ну тебя… — Иван двинулся было восвояси, но его догнал голос девушки. Уже спокойный:

— Погоди.

Иван остановился. Улыбнулся вскользь, затем, медленно повернулся к ней.

— Пять тысяч — и я сведу тебя с ума! Ты никогда не забудешь меня… — Юля улыбалась, откровенно облизывая свои мега-губы…

 

Быдломордо ( из цикла: проза на букву)

19 Авг

По мотивам творчества В.Гюго
Часть 1
Белоцерковским бульваром Б.Бухаловского, бытовала большегрудая белокурая баба Белоснежка (Бела), бывшая буфетчица Большой Брежневской Библиотеки.  Бела была, бесспорно, bella! Бесшабашной бабочкой, банально базаря, блядью. Бытовала, бесконечными беспорядочными блудливыми баталиями. Была безгранично беспардонна, безнравственна! Бывало бредет бульварами, бессовестно болтая бедрами, бросая блудливые блики бродяЩим боярам. Богобоязненные бабы бежали брысь, боясь быть блеклыми. Бела боготворила бравого блюстителя Бориса, бригадира батальона «БАРС», беспечного балагура-бабника, бывшего боксера.  Баловала бездельника бесплатным блудом, бардельными баталиями. Брезгливо боялся Белу, белоцерковский батюшка Бенедикт, бессменный борец-бабоненавистник. Богослужитель болтался борделями, бубня балдеющим бездельникам бесполезные баптистские бредни…

Часть 2
Белым буднем, будучи бухой, Бела беспрестрастно борола Бориса, беря буськами болт бригадира, брызжущий белками. Батюшка Бенедикт,бачивший блудодействие, безвидимо боднул бедняжку буковым бруском, быстротечно бежав…

Борис, боясь беспонтовых базаров, безвольно бежал бряцая бляхами, бросив бездыханную барышню.

Белоснежку боготворил безобразный бульварный бомж Быдломордо, брадобрей батюшки Бенедикта, бреющий бороду бельгийской бритвой «BROWN».  Бомжара беспрепятственно бальзамировал беззащитное божество…

БУДЯ…
16.03.2009 02:37